«Жизнь как чудо» начинается с почти вызывающей беспорядочностью бомбардировки зрителя многочисленными своими героями, живущими вдоль недостроенной железнодорожной дороги в 1992 году – как раз накануне войны, которая впоследствии съест Боснию с потрохами. Вот почтальон, который напуган появлением в округе медведей, поселившихся в доме местного жителя, выселив труп оного на дерево. Вот председатель всей округи, которого окружение пытается сооблазнить на использование будущего ж/д полотна для контрабанды. Вот его жена, бесстыдно заигрывающая с некоторыми представителями этого самого окружения. Вот несколько юнцов, в пьяном угаре изображающих Вильгельма Телля. Один из них окажется сыном Луки, местного Акакия Акакиевича, ответственного за строительство новой инфраструктуры, у которого в свою очередь тоже найдётся жена, некогда бывшая оперной певицей, а теперь страдающая маниакальной депрессией, сопровождаемой истериками по любому поводу.
Когда персонажные патроны в обойме сценария наконец заканчиваются, Куштурица начинает дотошно совать зрителя в переживания и взаимоотношения этих людей, в том числе и в контексте общего их коммьюнити – и тут-то для меня началось самое страшное. Люди-то при всей своей (подразумеваемой) индивидуальности в такой большой каше кажутся совершенно одинаковыми и вместо того, чтобы вызывать сожаление – из-за своей бесперспективности своей провинциальной жизни, которая всегда будет при них, даже если они проведут к себе сто пятьдесят дорог, из-за надвигающейся катастрофы, которая разлучит их или погребёт под собой – так вот, они кажутся просто жалкими деревенщинами, которых вот-вот норовит изничтожить естественный отбор. Вполне заслуженно. Режиссёр к тому же добавляет какого-то совсем неуместного фарса в происходящее, вставляя музыкальные номера с кривляниями (сцена с открытием первого поезда) и просто глупости («боксёрская сцена» – это было бы смешно в фильме братьев Фарелли, скажем, но здесь? к чему это? приведите мне хотя бы одну полудохлую метафору, объясняющую снятое?), которые в конечном итоге вселяют лютое отвращение ко всем без исключения на экране. И отвращение это достигает своего абсолютного апогея в конце первой части фильма, сцене грандиозной пьянки у Луки, когда вся колоритность с пальбой в воздух и распеванием полународных песен становится поперёк горла и норовит выгнать из кинозала – глотнуть свежего воздуха. И после бежать прочь на все четыре стороны.

Но я не ушёл, вот незадача. На секунду – мгновение! – я допустил мысль, что Куштурица решил снять свой собственный «Догвилль», в котором бы он продемонстрировал весь идиотизм и зашоренность нации, которые – по его мнению, допустим – и привели к войне. А? Чем не идея? Отличная идея для антипатриотического кино, намеревающегося быть зеркалом нации – ну или прошлого нации! И я остался – теперь пытаясь взглянуть на происходящее на экране, так сказать, с изнанки.

И тут фильм нырнул в лав-стори.
Лав-стори высидеть куда легче, тем более если происходящее на экране перестаёт наконец фонтанировать электрическими разрядами, как делало это неизменно (и по большей части без особой необходимости) в начале картины. И уж тем более, если учитывать, что главных героев становится двое, а не половина Боснии. И я высидел, глотая горечь от самообмана и злясь на Куштурицу за то, что ему приходится держать марку «народного режиссёра», снимая откровенный бред вроде описанного выше.

unrated